Выражается это очень странно, в виде страстности; но это не страстность, заставляющая современного человека хоть на минуту перенестись в эпоху нибелунгов, олимпийских богов и вообще в эпохи великих образов и грандиозного проявления гигантских страстей: это в жизни прихоть, оправдываемая преданиями; в творчестве — служение чувственности и неуменье понять круглым счетом ровно никаких
задач искусства, кроме задач сухо политических, мелких, или конфортативных, разрешаемых в угоду своей субъективности.
Если же он сознательно или бессознательно, но изменяет верховной
задаче искусства, — просветлять материю красотой, являя ее в свете Преображения, и начинает искать опоры в этом мире, тогда и искусство принимает черты хозяйства, хотя и особого, утонченного типа; оно становится художественною магией, в него все более врывается магизм, — в виде ли преднамеренных оркестровых звучностей, или красочных сочетаний, или словесных созвучий и под.
Неточные совпадения
Каждый день имеет свои неповторимые и единственные
задачи и требует
искусства.
Он вспомнил, что еще в Москве задумал статью «О прекрасном в
искусстве и в жизни», и сел за работу. Первую половину тезиса, гласившую, что прекрасное присуще
искусству, как обязательный элемент, он, с помощью амплификаций объяснил довольно легко, хотя развитие мысли заняло не больше одной страницы. Но вторая половина, касавшаяся влияния прекрасного на жизнь, не давалась, как клад. Как ни поворачивал Бурмакин свою
задачу, выходил только голый тезис — и ничего больше. Даже амплификации не приходили на ум.
Замыслов (входя). Развращал молодежь… Соня и Зимин убеждали меня, что жизнь дана человеку для ежедневного упражнения в разрешении разных социальных, моральных и иных
задач, а я доказывал им, что жизнь —
искусство! Вы понимаете, жизнь —
искусство смотреть на все своими глазами, слышать своими ушами…
Но, — каковы бы ни были эти новые формы — знание, наука,
искусство, основные
задачи интеллигенции останутся всегда важнейшим из жизненных процессов отдельного человека и всей нации…
По силам ли автора
задача, которую хотел он объяснить, решать это, конечно, не ему самому. Но предмет, привлекший его внимание, имеет ныне полное право обращать на себя внимание всех людей, занимающихся эстетическими вопросами, то есть всех, интересующихся
искусством, поэзиею, литературой.
Задачею автора было исследовать вопрос об эстетических отношениях произведений
искусства к явлениям жизни, рассмотреть справедливость господствующего мнения, будто бы истинно прекрасное, которое принимается существенным содержанием произведений
искусства, не существует в объективной действительности и осуществляется только
искусством.
Но
задача эта разрешалась на поле
искусства и науки, отделяя китайскою стеною общественную и семейную жизнь от интеллектуальной.
Приучайте ее логически мыслить, обобщать и не уверяйте ее, что ее мозг весит меньше мужского и что поэтому она может быть равнодушна к наукам,
искусствам, вообще культурным
задачам.
Первый акт самосознания, который совершает
искусство на пути своего освобождения, есть провозглашение своей полной свободы и независимости от каких бы то ни было извне навязанных
задач или норм, как бы они ни были сами по себе почтенны.
Общность
задач и единство служения установляли естественную организацию
искусств в культовом их сочетании, но, конечно, ошибочно видеть здесь тот «синтез»
искусств, которым внутренне преодолевается их обособенность и восстановляется простота и единство белого луча обратным сложением пестрого спектра.
Если же видеть здесь «проект» чуда, совершаемого
искусством, причем самому художнику усвояется роль теурга или мага, тогда приходится видеть здесь типичный подмен софиургийной
задачи эстетическим магизмом, причем соблазн лжемессианизма ведет к человекобожию и люциферизму (не без явного влияния теософических идей).].
Автономное, свободное
искусство признает одну
задачу — служение красоте, знает над собой один закон — веления красоты, верность художественному такту.
Итак, что же: доступна ли
искусству софиургийная
задача и должно ли оно стремиться к ней?
И
искусство впадает в заведомую ошибку, если ищет разрешения этой
задачи только на своих собственных путях, измышляя разные трюки и художественные фокусы.
Эта организация
искусств приводила самое большее лишь к тому, что становились возможны общие достижения совместных
искусств, причем все они оставались самими собой, преследуя свои частные художественные задания, хотя и в связи с объединяющими
задачами культа.
Когда такому келейно-общественному
искусству противопоставляется идеал
искусства «соборного», то при этом имеется в виду отнюдь не новая форма эстетического коллективизма, или дальнейшая ступень социализации
искусства, но совсем иное понимание его природы и
задач.
И первее всего ему надлежит памятовать, что софиургийная
задача неразрешима усилиями одного
искусства и человеческой воли, но предполагает и воздействие благодати Божией.
Его активность была свободна от принудительности, а потому и обособленных
задач для
искусства и хозяйства не могло существовать там, где не было
искусства и неискусства, или хозяйства и нехозяйства.
Конечно, он может. Это он, если синьор помнит, написал того знаменитого турка на коробке с сигарами, который известен даже в Америке. Если синьор желает… Теперь уже три мазилки пишут Мне Мадонну, остальные бегают по Риму и ищут оригинал, «натуру», как они выражаются. Одному я сказал с самым грубым, варварским, американским непониманием
задач высокого
искусства...
Античный классический идеал
искусства плох совсем не потому, что
искусство не должно быть чистым, свободным от всякой навязанной извне
задачи.